Форум

Гвидо фон Лист был первым популярным автором, соединившим народническую идеологию с оккультизмом и теософией. Он также оказался выдающейся фигурой среди публицистов в Германии перед 1914 годом. Уроженец Вены, столицы Габсбургской Австрии, которая на рубеже веков оказалась в стороне от магистралей немецкого национального развития, принадлежавший к более старшему поколению, чем большинство его предвоенных идеологических сотоварищей, Лист стал заметной фигурой на восточной окраине немецкого мира. Его читатели и последователи относились к нему как к умудренному патриарху, мистическому гуру националистов, чьей проницательностью славное арийское и немецкое прошлое Австрии избавлено от влияния иностранных культур и христианства.В своих книгах и лекциях Лист предлагал истинным германцам отыскивать в ландшафтах Родины, ее фольклоре и археологии сохранившиеся следы великолепного теократического арио-германского государства, возглавляемого королями-священниками и посвященными гностиками. Он занимался каббалистикой и астрологией, и претендовал на звание последнего из арманистских магов - тех, что имели власть в старом арийском мире.

Гвидо-Карл-Антон Лист родился в Вене 5 октября 1848 года, и был старшим сыном в семье преуспевающего торговца. Его мать и отец принадлежали к торговым семьям, жившим в столице по меньшей мере на протяжении двух поколений. Мария Лист, мать Гвидо, была дочерью торговца недвижимостью Франца Антона Киллиана, который в антироялистскую революцию 1848 года командовал Первой Венской гражданской обороной. Его отец, Карл-Антон Лист, занимался кожей, продавал седельное снаряжение и другие готовые товары, тогда как дедушка, Карл Лист, был трактирщиком и виноторговцем.

Гвидо Лист воспитывался в районе города, располагавшемся на восточной стороне в центре. Биографы утверждают, что у Листа было счастливое детство и надежный дом. В 1851 году Антон фон Антейтор написал его портрет акварелью, что свидетельствует о богатстве семьи и о разделяемых ею буржуазных привычках.

Молодой Лист имел очень хорошие отношения с родителями. Листы любили водить своих детей на прогулки по окрестностям столицы, и эти экскурсии пробудили страсть Листа к природе и сельскому пейзажу. В нем обнаружились и артистические наклонности, свои чувства он всякий раз пытался выразить пером и красками. Поощряя его усилия, отец давал ему уроки живописи и рисунка. Сохранились заметки Листа, датированные 1863 годом, и рисунки замков, пейзажи Нижней Австрии и Моравии.

Семья Листа, подобно многим австрийским семьям, была католической, и Лист в должное время принял крещение в храме Святого Петра в Вене. Но в 1862 произошел случай, выдавший его недостаточную увлеченность ортодоксальной религией. Его отец с друзьями, собираясь посетить катакомбы под собором Св. Стефана, решили взять Листа с собой. Темнота и низкие своды произвели на мальчика сильное впечатление. Позже он рассказывал, что преклонив колена перед разрушенным алтарем в подземной часовне, он поклялся создать храм Вотану, когда вырастет. Очевидно, он видел в лабиринте под собором дохристианскую усыпальницу, посвященную языческому божеству. Впоследствии Лист утверждал, что его обращение следует датировать этим юношеским откровением.

Лист хотел стать художником и ученым; ученость означала для него романтический образ историка, который может читать прошлое по фольклору и пейзажам. Это желание привело к конфликту с отцом, поскольку тот намеревался использовать старшего сына и наследника в семейном бизнесе. Лист подчинился отцовским ожиданиям и занялся коммерческим образованием, но это подчинение не было полным. С этого момента он делил свое время между требованиями коммерции и частной жизнью в мире искусства, воображения и почитания природы. В рабочие часы он помогал отцу, но все свободное время посвящал пешим прогулкам и верховой езде по окрестностям во всякую погоду, делал зарисовки, записывал впечатления. Деревенские прогулки обострили интерес Листа к альпинизму и гребному спорту. Хорошо владея тем и другим видами спорта, он стал членом "Венского гребного клуба" и секретарем "Австрийской Альпийской Ассоциации" в 1871 году. Любовь Листа к природе вместе с тем была стремлением к одиночеству и желанием уйти от суеты дневного мира. Он бывал счастлив, если ему удавалось совершать свои прогулки в одиночестве. Он не чурался общества друзей, но часто воспринимал их как помеху для внутренней жизни. Сохранившиеся описания путешествий рассказывают о его причудах и приключениях. Такие приключения всегда сопровождал ритуал, создало ему репутацию одинокого волка и мистика. Примером таких ритуалов могут служить встречи летнего солнцестояния. После долгого перехода через Мансфельд Лист и его друзья добираются до гостиницы. Разыгравшийся шторм принуждает группу заночевать там. Лист же покидает товарищей, чтобы приветствовать солнце одинокой ночевкой на вершине Гейзельберга. В другой раз, 24 июня 1875 года, он убеждает четырех друзей отложить послеполуденные дела и сесть за весла. Они достигают развалин римского города Карнунтум, где располагаются лагерем и пируют всю ночь. Для его друзей это был просто удачный вечер; для Листа, погруженного в мечты, это была 1500 годовщина победы германцев над римлянами, которую он праздновал огнем и захоронением восьми винных бутылок в форме свастики под аркой ворот.

В последние годы Лист открыто объяснял свое влечение к природе неприязнью к современному миру улиц, магазинов и заводов. Ему не нравилась новая Вена: когда он город ради деревни, он чувствовал, что убегает от “мутного савана метрополии” и “отвратительных сцен дикой погони за прибылью”. Современная экономика, по мнению Листа, сбила человечество с пути. “Нужно бежать из тех мест, где пульсирует жизнь, искать уединенные островки, которых не коснулась человеческая рука, чтобы поднять магический покров природы”. Его уход в мягкий и покойный мир природы был бегством от современности, но вместе с тем и от отца, принуждавшего его к коммерческой карьере.

После смерти Карла-Антона в 1871 году, Листу пришлось самому зарабатывать на жизнь. Совершенно не приспособленный к коммерции, он скоро устал от бизнеса и 26 сентября 1878 года женился на Елене Форстер-Петерс. Следующее десятилетие он вспоминал как время тяжких испытаний - молодая пара вела весьма скромное существование на небольшие собственные средства и скудные доходы от журналистской деятельности Листа.

Теперь, когда его карьера завершилась, Лист все свое время мог отдавать литературе и истории. С 1877 по 1887 он опубликовал множество статей об австрийской деревне и привычках ее обитателей в газетах "Heimat","Deutsche Zeitung", "Neue Welt". Его описания местности сопровождались языческими интерпретациями местных названий, обычаев и народных легенд.

Поскольку "Австрийская Альпийская Ассоциация" приобрела транснациональный статус в 1874 году и для нее не существовали немецко-австрийские границы 1867 и 1871 годов, Лист находился в контакте и с немецкими и с австрийскими членами "Пангерманской ассоциации". Теперь Лист все время говорил о родных пейзажах. Альпы почитались им как национальный символ: реки, поля и горы имели свое лицо, здесь жили духи тевтонских мифов и фольклора. Эти первые статьи отличались от юношеских набросков своим отчетливым националистическим духом.

Все эти годы Лист работал над первым большим романом “Карнунтум” (издан в двух томах в 1888 году), воодушевленным памятной летней вечеринкой, посвященной солнцестоянию 1875-го. В 1881 он опубликовал короткие фрагменты тех переживаний. Очарованный гением места, Лист всматривался в далекое прошлое Карнунтума. Улицы и великолепные здания разрушенных городов вставали вокруг него, призрачные фигуры прежних обитателей проходили перед его мысленным взором, он видел роковое сражение германцев и римлян, приведшее к падению гарнизона в 375 году. В его глазах нападение племен Квади и Маркоманни положило начало германской экспансии, которое в результате привело к разграблению Рима в 410 году и падению Империи. Для Листа само слово "Карнунтум" несло в себе германскую доблесть и напоминало о событии, выведшем древних германцев на арену мировой истории. Карнунтум, описанный в романе, был захватывающей игрой воображения.

Эта история была вдвойне привлекательна для немецких националистов Австрии. Во-первых, Лист обьявил австрийские племена победителями Рима. Во-вторых, в его повествовании предполагалось, что племена Австрии и варварских королевств неизменно населяли родную землю. Их культурное наследие прерывалось дважды, во время Римской колонизацией Паннонии с 100 по 375 год, и с пришествием христианства. Такое представление событий отражало неприязнь Листа к современному католическому состоянию Австрии. Действующее политическое устройство и общепринятое вероисповедание выглядели с этих позиций незаконными, следствием иностранного подавления немецкой культуры на протяжении многих веков.

Мифологические события направили внимание немецких националистов на поиск оправданий их неудовлетворенности многонациональным австрийским государством. Признание романа сослужило Листу большую службу. В 1888 году выходит исторический труд Генриха Кирхмайра, озаглавленный “Древнее германское племя Квади”. Книгу опубликовало общество “Немецкий дом” в Брно, президентом которого был промышленник Фридрих Ваннек, глава "Пражской Медной Компании" и "Первой Инженерной Компании Брно"; обе компании были наиболее крупные производителями Габсбургской империи. “Немецкий дом” объединял немецких жителей Брно, замкнутых в кругу чешского населения Южной Моравии. Ваннек был поражен параллелями между художественным воображением Листа и академическим трудом Кирхмайра. Между Ваннеком и Листом завязалась регулярная переписка, которая заложила фундамент последующей дружбы. “Немецкий дом” опубликовал впоследствии три книги Листа в отдельной серии, посвященной изучению истории и литературы.

Помимо популярности в националистских кругах Брно, “Карнунтум” помог Листу приобрести известность в движении пангерманистов, связанном с именами Риттера Георга фон Шонерера и Карла Вольфа. Шонерер впервые участвовал в выборах в австрийский рейхсрат и был пламенным сторонником антисемитизма и национализма в Габсбургской империи. С 1883 он издавал крайне националистическую газету “Подлинное немецкое слово”, в которой настаивал на германской сущности австрийских немцев и требовал отделения немецких провинций от многонационального тела империи. В эти десять лет Шонерер ездил по провинциям, отыскивая кружки, культурные общества, спортивные клубы с аналогичными настроениями. Все объединения были заняты пробуждением националистического сознания среди австрийских немцев. Для этого употреблялось множество способов: празднование годовщин немецкой королевской династии и культурных героев - прусского кайзера, Бисмарка, Мольтке, Вагнера; праздники летнего солнцестояния – в соответствии с древними обычаями; создание исследовательских кружков по изучению немецкой истории и литературы.

В 1890-м году Карл Вольф, пангерманист и парламентский депутат, начал издавать еженедельную газету “Восточногерманское обозрение”; политический тон его был чуть менее националистичен, чем газета Шонерера. Лист стал его постоянным сотрудником. В 1891 году газета публикует выдержки из его книги “Мифологические пейзажи Германии” (1891), которая представляет собой антологию его фольклорной журналистики за предшествующее десятилетие. Названия его статей свидетельствуют о неугасающем интересе к национальному прошлому Австрии: в 1893 году в газете Вольфа появились статьи “Сумерки богов” и “Культ мертвых у древних германцев"; в 1894 вышла длинная, публикуемая частями “Немецкая мифология и календарный год". В статье “Немецкое волшебство в мефистофелевском цикле” он исследовал магический фольклор.

В середине десятилетия в систему национальных чувств Листа вошел антисемитизм, что отразилось в его эссе “Евреи как государство и нация”. Он также писал для Аврелиуса Польцера в “Bote aus dem Waldvrertel” и “Kyffhauser”, которые подняли флаг пангерманизма в Хорне и Зальцбурге. Его темами были геральдическая символика и народные обычаи, касающиеся крещения, свадеб, похорон. Ему казалось, что эти традиционные институты целиком отражают архаические тевтонские практики. По пути национального освоения местной истории и археологии, проложенному Листом, последовал также Франц Кисслинг, автор нескольких книг по топографии, древним памятникам и обычаям Нижней Австрии. Оба автора были знакомы и, несомненно, имели влияние друг на друга.

Лист стал известен также как лектор и автор пьес. 24 февраля 1893 он прочитал лекцию о служителях культа Вотана. Лист утверждал, что эта вымершая форма веры была национальной религией тевтонов. Эта весьма близкая Листу тема послужи

Наиболее плодотворными источниками, подтверждающими существование древней арманистской культуры в Австрии, служили многочисленные народные сказания, легенды и эпосы, которыми Лист интересовался с раннего детства. Он утверждал, что такие основные персонажи и мотивы волшебных сказок, как людоед, спящий король, вольный охотник и крысолов отражают некоторые сюжеты религии Вотана. Когда Листу приходилось слушать легенды об исчезнувших замках, о дружбе и разлученных любовниках, о получеловеческих существах, он обращался к тевтонской мифологии в поисках космического значения историй, символизирующих богов зимы, богов солнца, богинь весны и смерти в естественной религии арио-германцев.

Доказав при помощи этих свидетельств, факт существования языческой немецкой культуры. Лист пытается придать большее значение мифу о золотом веке, объясняя при этом падение идеального арманистского мира конкретными историческими причинами. Испытывая сильную симпатию к антикатолической кампании Георга фон Шонерера, Лист направляет к той же цели свою теорию заговора, определяющую христианство как негативную и разрушительную силу в истории ариогерманской расы. Ведь если бы удалось доказать, что христианские миссионеры действительно виноваты в разрушении арманистской культуры, ее отсутствие в настоящем можно было бы связать с конкретными событиями, и было бы кого обвинить в ущемлении немецких национальных интересов в современной Австрии. Листовская версия христианизации германских земель на разные лады говорит об ослаблении тевтонских законов и морали, о разрушении немецкого национального сознания.

Все эти моральные и политические преступления могли быть совершены только в условиях уничтожения лидеров нации. В соответствии с Листом, деятельность христианских миссионеров началась с преследования арманизма. Святилища были уничтожены – и, тем самым, устранены институциональные основания арманистской власти. Ограбленные и нищие, короли-жрецы были вынуждены скитаться по стране, в которой никто не признавал их положения и не ценил их священного знания. Многие из них отправились в Скандинавию или Исландию, а те, кто остался в Центральной Европе, пополнили собой касту отверженных, добывая себе пропитание как медники и лудильщики, странствуя с цыганами и бродячими актерами. Христианство завершило свое преследование арманизма его публичным поношением. Новая вера называла старую "орудием Сатаны". Оставленных храмов сторонились как “замков Антихриста”; молва превратила королей-жрецов в колдунов, руны - в знаки чародейства, древние праздники - в шабаши. Те же, кто упорствовал в старой вере, были сожжены как еретики и ведьмы.

Рассказ Листа о тайном наследии арманизма возвращает к тем временам, когда германские племена были насильно обращены в христианство. Тогда короли-жрецы быстро оценили неизбежный результат этого процесса и занялись созданием тайных обществ, которые были ответственны за сохранение священного знания во все годы христианства. На тайных собраниях, известных как "каланды", священнослужители переводили формулы своей мудрости в тайный язык, понятный только посвященным. Этот язык позволял преследуемым носителям знания передавать другим метафизические и религиозные истины и сохранять их для потомства. Лист "рас-калывал" (прим.перев.- моя попытка перевести листовский неологизм " verkalen") тайный код слов, символов и жестов в поисках эзотерических тайн, что помогло ему расшифровывать самые разные культурные феномены в арманистском духе.

Лист предсказывал приближение эпохи благополучия, которая облегчит несчастья немецких националистов в Центральной Европе. Этот оптимистический взгляд в будущее не противоречил его пафосу по отношению к прошлому. Предсказание счастливого национального будущего было естественным продолжением ностальгии об утраченном золотом веке, поскольку означало один и тот же воображаемый мир. Прошлое и будущее представляли собой две стороны одного идеала, возникшего на почве жестокого разочарования в настоящем; тайное наследство арманизма, пронесенное через ночь христианской эпохи, служило мостом между двумя идеальными образами; оно одновременно было реликвией древнего благополучия и предвестником нового порядка.

Три источника вдохновения повлияли на циклический образ времени, в который верил Лист - непосредственно исповедуемая им святость природы, северная мифология и современная теософия. Мы уже показывали, как содержание арманистских доктрин определялось “законами природы”, эти же в свою очередь зависели от всеобщих циклов космоса. Лист часто восхищался этими космическими ритмами еще в своих ранних очерках, посвященных национальному пейзажу: их устойчивые законы предполагали неизменный божественный принцип, в его поздних работах превратившийся в циклический образ времени.

Влияние северной мифологии также очень велико в этом отношении. Упоминания Листа о "Холодной Зиме" и "Сумерках Богов" заставляют предположить, что он был знаком с языческими легендами, в соответствии с которыми ожидался приход жестокой зимы, после чего земля должна была быть уничтожена огнем и водой для того, чтобы возникнуть снова “богатой, зеленой и светлой как никогда прежде, свободной от страданий и зла”. Согласно этим мифам, периоды разрушения и сотворения повторялись непрерывно. Наконец, на Листа повлияла и теософия с ее космическими кругами и последовательными перевоплощениями индивидов в каждом круге.

Такое представление о времени могло уживаться с идеями о спасении и искуплении, но лишало их наиболее напряженного, конечного пункта. Завершение каждого цикла конечно означало духовную эволюцию и космическое обновление, но один цикл сменялся другим: всякий организм предназначался к падению и возвращению в вечность. Этому восточному фатализму времени и судьбы Лист предпочитал иудео-христианскую версию спасения. Используя теософские материалы для своей космологии, он все же неохотно принимал ее эзотерические следствия. Надежда на восстановление традиционного мира и национальное возрождение вели его к западному апокалипсису. Так, в его творчестве непрерывно спорили между собой концепция линейного времени, окончательного искупления и циклические моменты, заимствованные из теософии. В результате образ пангерманской империи оказался практически полностью основанным на западном апокалипсисе.

Еврейский и христианский апокалипсис отличаются от других форм пророчеств утверждением качественного различия между настоящим и будущим. Дуалистическая и линейная схемы времени соединяют пессимистический взгляд на настоящее с фантастическими и светлыми образами будущего. В настоящем люди всегда подвержены лишениям и несчастьям. Апокалипсис часто говорит о том, что мир есть возрастание морального и физического падения. Эти жалобы сопровождаются обвинениями - мир во власти Сатаны и злых сил. В точке совпадения с самим повествованием, исторический обзор превращается в пророчество. Апокалипсис предсказывает, что старые болезни усилятся, разнообразие их возрастет; он перечисляет несомненные признаки окончательной катастрофы: жестокие климатические сдвиги, засухи, землетрясения и пожары.

Появляется дух зла, дракон или другое чудовище, который терзает человечество. С приближением конца времен “страдания мессии” становятся невыносимы. И тогда внезапно появляется божественный воитель, он освобождает избранных, разрушает тиранию зла и устанавливает свое божественное и справедливое царство на земле. Эти действия открывают новый век, когда радуются избранные и не знают страданий искупленные: этот новый мир не подчиняется обычным законам природы и физическим ограничениям; счастье и удача царят здесь вечно.

Лист продолжал традицию апокалиптиков, выражая крайний пессимизм относительно современного австрийского общества. Его возмущение особенно возрастало, когда дело касалось национального вопроса. Он был недоволен экономическими тенденциями, ведущими к капитализму и крупным предприятиям, поскольку они подрывали существование художников, ремесленников и владельцев небольших предприятий, принадлежащих среднему классу. Он сожалел, что торговое дело утратило свой этический кодекс, и говорил о падении гильдий как о разрушенном “оплоте бюргерского мира”. Собственный план экономического устройства он ностальгически связывал с докапиталистическими формами производства, давно уничтоженными процессом обновления.

Критика новой экономики действительно отражала настроения многих австрийцев, поскольку только прекращение индустриализации, на которой сосредотачивали свое внимание государство и иностранные инвесторы, могло обеспечить капиталовложения местным предпринимателям, обычно получающим деньги от банков и кредитных организаций. По этой причине капитализм рассматривался как удел немногих. Работа же Листа состояла в том, чтобы выразить эти чувства в форме апокалиптического протеста.

Не менее пессимистическим было настроение Листа в отношении политических и культурных тенденций. Искренний защитник монархического принципа и династии Габсбургов, Лист отрицал все народные и демократические органы представительства. Культурные веяния также не радовали его: к феминизму он относился как к проклятию; к живописи - как к насилию над идеей немецкого искусства; в театре преобладали иностранцы и евреи. Расхожие мнения этого периода отражали апокалиптическое убеждение в том, что мир на грани вырождения и распада.

Следуя штампам националистских писателей, Лист говорил о сельских жителях как о гарантах здоровья нации. Но в результате крупных миграций в город в конце XIX века крестьянство также пришло в упадок, сопровождавшийся моральным вырождением. Подобно средневековым моралистам, перечислявшим смертные грехи. Лист сравнивал современную городскую культуру с извращениями поздней Римской и Византийской цивилизаций.

Перед лицом этой опасности Лист занялся поиском признаков, свидетельствующих о национальном спасении, как этого требовала традиционная апокалиптическая модель. Он изобрел несколько теорий, доказывая, что такие признаки уже имеют место, заимствуя хронологические понятия из индуистской космологии и западной астрологии. В 1910 он вновь занялся космическими циклами и их теософской версией. Размышления о периодическом рождении и разрушении всех организмов позволили Листу связать его апокалиптические настроения с предположением о близком конце цикла: начало нового соответствовало бы и пришествию нового времени. Он погрузился в сложные вычисления, опиравшиеся на схемы Блаватской, чтобы доказать, что в 1897 закончился весьма существенный цикл. Другим источником для подсчетов послужили труды современных немецких астрологов-теософов. Блаватская уже писала о солнечном или звездном годе - времени, необходимом планетам, для того, чтобы занять свое место в следующем доме зодиака. Она определяла этот период как 25.868 земных лет. Лист воспользовался этим термином и произвел от него "звездный сезон", который длился 0.467 земных лет. Поскольку перемены сезона играли главную роль в пантеистической мифологии, применение концепции звездных лет к апокалиптике было вполне последовательным. В серии статей, опубликованных во время войны, Лист писал о “космических влияниях звездных сезонов”, которые имеют такую силу над человеческими делами. Несчастья времени и лишения войны поэтому были рассмотрены им как отражение космических бурь равноденствия, предвещающих приход звездной весны. Этот сезон означал и совершенно другой период в истории человечества. В рамках этой астрологической системы “мессианские страдания” выглядели космическими предвестниками искупления.

Другим знаком, наполнившим Листа мессианским оптимизмом, стало письмо, полученное им в ноябре 1911 года, от некоего человека, называвшего себя "Тарнхари". Этот человек, чье имя буквально означало “тайный король”, называл себя наследником древнего рода Вельсунгов. Таинственный эмиссар из далекого прошлого сообщил Листу, что его открытия, касающиеся арио-германского прошлого совпадают с видениями его родовой памяти. Тарнхари также подтвердил существование арманизма: он утверждал, что сам является реинкарнацией короля-жреца, принадлежавшего к древней элите. И хотя появление Тарнхари касалось прошлого, Лист рассматривал реинкарнацию древнего вождя как добрый знак скорого возрождения в будущем.

В апреле 1915 Лист собрал встречу "НАО" в Вене. Он произнес торжественную речь, в которой приветствовал войну как начало тысячелетнего сражения, предвещавшее приход новой эпохи. Он предупредил, что этот переходный период первоначально может быть связан с увеличением трудностей, “ужасными преступлениями и сводящими с ума мучениями”. Но все эти испытания должны окончательно послужить окончательному отделению добра от зла, поскольку все истинные немцы, “вступая в новую эпоху не должны брать с собой ничего, что не принадлежало бы исконной природе арманизма”.

Война, таким образом, играла важную роль в представлениях Листа о золотом веке. Военные действия в отношении других государств отражали “страдания мессии”, и также понимались как суд справедливости, который должен делить людей на эсхатологические лагеря спасенных и осужденных.

Но как в действительности Лист представлял себе это коллективное спасение? Свой образ золотого века он строил на материалах средневековой немецкой апокалиптики, северных легенд и современной теософии. Он рассказывал средневековую легенду об императоре Фридрихе Барбароссе, который долго спал в глубине горы, но, однажды проснувшись, волной тевтонского гнева прокатился по всему миру.

Листовский образ золотого века во многом составлен из элементов раннего национализма и популярной эсхатологии. Для восстановления идеального мира требовалась новая аристократия, руководимая божественным посланником, призванным отстоять религиозные и политические ожидания угнетенных. Одна из северных эпических легенд предлагает другой образ золотого века, в котором появлялась устрашающая и вместе с тем великодушная мессианская фигура “властвующего над всеми”, котоая стала основной идеей Листа в его последующих обращениях к золотому веку. Исключительный, сверхчеловеческий индивид, способный решить все человеческие проблемы и установить вечный порядок.

Наконец, и теософия предлагала свой оккультный образ золотого века. К концу войны, Лист приобрел уверенность, что австрийские и немецкие жертвы, павшие на фронтах, перевоплотятся в коллективное мессианское тело. При помощи принципа кармы он доказывал, что сотни тысяч убитых должны воскреснуть, и эти молодые люди должны были войти в состав элитарных мессианских корпусов в окончательной послевоенной национальной революции.

Поколение воскресших революционеров должно было быть особенно чувствительным к воздействиям божественной силы и потому составляло лигу фанатиков, возвещающих приход нового века. Порядок, национальная месть и национальная страсть должны были превратить современное плюралистическое общество в монолитное, вечное и нерушимое государство.